Скользя и поминутно падая, мы тоже заторопились к лодке, забрались в нее и оттолкнулись, не успев спланировать свой путь через рифы. Мы знали одно: восточный прилив благоприятствует Хиггинсу, и нам надо как можно скорее преодолеть эти проклятые три мили и укрыться на спасательном судне.

Разумеется, с нашей стороны было большой неосторожностью показываться ему на вершине скалы. Нам следовало подумать о том, что, как только туман рассеется, он обязательно объявится, чтобы найти нас. Не то чтобы мы забыли о нем. Невозможно забыть человека, преследовавшего вас всю ночь с одной целью: убить!

Думаю, туман сыграл с нами злую шутку: он так надоел нам, что при первой же возможности мы рванулись наверх, чтобы взглянуть на мир. Мы действовали чисто инстинктивно, потому что разум обоих был притуплён холодом и усталостью.

Хорошо еще, что у нас хватило ума надеть спасательные жилеты, прежде чем покинуть скалу, служившую нам насестом почти двенадцать часов. Патч направил лодку сквозь прилив на юго–запад.

Отплыв от нашего убежища, мы сразу же почувствовали силу западного ветра, поднимавшего приличные волны. Мне показалось, что начинает меняться давление. Солнечный свет пробивался сквозь длинные языки бледных облаков, мчавшихся по небу.

Прилив еще не был сильным, но он неумолимо нес нас к самой плотной гряде обсохших рифов. Эту гряду прорезало два канала, которые мы не заметили сразу, и потому Патч некоторое время греб против прилива на восток, чтобы выйти в открытое море. Но вдруг он внезапно изменил курс. В это время Я зюйдвесткой вычерпывал воду со дна лодки и вопросительно поднял взгляд. Я подумал, что прилив слишком силен или лодка чересчур тяжела из–за набравшейся в нее воды, но он кивнул за корму:

– Хиггинс!

Обернувшись, я увидел голубую лодку, выползающую из–за гряды скал. Она шла не более чем в двух кабельтовых от нас.

Наконец по широкому каналу, отделявшему внешнюю стену рифов от основного скопления скал, мы вышли в открытое море. Здесь не было места, чтобы укрыться, а волны постоянно захлестывали лодку, так что я не переставая вычерпывал воду своей зюйдвесткой.

Патч греб, тяжело дыша. Каждый раз, когда я бросал взгляд за корму, мне казалось, что Хиггинс нагоняет нас, а его большая лодка с высокими бортами идет легче, чем наша. Он держался немного восточнее, пытаясь прижать нас к внешним скалам главного рифа и не пустить в открытое море.

– Придется повернуть против ветра! – крикнул я. Патч бросил взгляд через плечо и кивнул. Стена скал

высотой футов двадцать была уже совсем близко. Но всякий раз, когда Патч пробовал повернуть, слева по носу нас ударяла волна и вода заливала лодку, грозя потопить нас. Оставалось держаться прежнего курса, направляться к скалам и надеяться на лучшее.

И тут нам помог прилив, благодаря которому мы скользнули к западу, вдоль передней гряды рифов, попав в заливчик, где зыбь поднималась на высоту четы–рех–пяти футов и разбивалась об отдаленные уступы скал белой пеной. С каждым ударом весел мы уносились все дальше в этот заливчик, и избежать этого было практически невозможно.

– Мы никогда отсюда не выберемся! – закричал я Патчу.

Он не ответил, у него просто не было сил говорить. Я взглянул за корму и увидел лодку Хиггинса не более чем в двухстах ярдах за нами. Патч по–прежнему продолжал грести. Внезапно, взглянув через плечо, я заметил просвет среди скал, а за ними открытое море.

– Смотрите! – показал я Патчу.

Патч тут же увидел щель и направил туда нашу лодку. Это был первый из двух каналов. Ветер дул нам в спину, и суденышко мерно поднималось и опускалось на крутых волнах; вода реже перехлестывала через борта, так что я успевал ее вычерпывать, и лодка шла легко и свободно.

– Теперь мы доберемся! – донесся до меня сквозь шум ветра и волн уверенный голос Патча. На его утомленном лице появилась улыбка, и он заработал веслами с прежней энергией.

Кончив возиться с водой, я пересел к нему и стал грести другим веслом. Мы не разговаривали, а лишь следили за Хиггинсом, по–прежнему преследующим нас. Мир улыбался нам блеском пенящейся воды, и даже скалы больше не выглядели такими угрожающими, как раньше.

Так мы доплыли до самого узкого места канала, преграждаемого большой скалой. Сразу же за ней нам открылось широкое водное пространство с массой рифов впереди. Это пространство каким–то непостижимым образом было защищено от ветра, и по воде шла только мелкая зыбь. Но как только мы попали в этот клочок открытого моря, здесь стало происходить что–то невообразимое. Первым признаком того, что творится что–то неладное, была волна, поднявшаяся за кормой и чуть не перевернувшая нас. Патч крикнул, что лодка наткнулась на риф, и мы отгребли от него подальше. На том месте все время поднималась зыбь и разбивалась обо что–то белой пеной. Оглядевшись, мы заметили, что то же самое происходит и во многих других местах этой уютной заводи.

– Прилив! – заорал мне Патч. – Гребите же! Гребите! Это прилив!

Меня не нужно было подгонять. Я бы вырвал из суставов обе руки, лишь бы выбраться из этого проклятого места. Вокруг нас теперь везде пенилась вода, образуя хороводы белых бурунов. То, что еще несколько минут назад казалось открытым морем, вдруг превратилось в бурлящий, шумный котел беснующейся воды, а прилив, словно водяной столб, поднимался, обрушиваясь на скалы.

Открыв от удивления рот, я наблюдал за разбушевавшейся стихией, и в этот момент внезапная волна подняла нас и ударила о скалу. Всей спиной до самого основания черепа я ощутил толчок. Вокруг нас кипела вода, сверкая, словно мыльная пена. На мгновение показались скалы и валуны, снова исчезнувшие в зеленой волне, поднявшей нас и швырнувшей вниз. В момент, когда мы были на ее гребне, я бросил взгляд на окружающую нас панораму: черные рифы, сгрудившиеся вокруг, кипящая белая пена и островки галечного морского дна. Все это проплыло перед моими глазами; лодку крутило, пока она не ударилась о серый камень. Это место было оазисом в центре хаоса, но и оно быстро исчезло под прокатившейся волной.

Спотыкаясь, мы вышли из лодки по колено в бурлящем потоке, а когда волна отступила, опрокинули лодку, чтобы вылить воду. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: лодка повреждена так, что отремонтировать ее здесь невозможно. Две доски дна были проломлены по всей длине.

– Не важно! – крикнул Патч. – В любом случае нам пришлось бы ее бросить. Идемте! – Он наклонился и вынул из коробки ручной компас. Это было все, что он взял. – Идемте же! – повторил он. – Остальную часть пути мы пройдем пешком или проплывем!

Я стоял, уставившись на него. Уж не вообразил ли он себя Христом, способным пройти по этому ковру пенящейся воды? Но он не сошел с ума. Он был моряком, и его мысль работала быстрее моей.

Картина уже изменилась, вода спадала, показались доселе скрытые камни и участки голого дна. В двухстах ярдах от нас Хиггинс с трудом продвигался по воде, доходящей ему до колен, и тянул за собой веселенькую голубую лодку.